|
Феномен человека на фоне универсальной эволюцииВведение Я не уверен в любой истине Человека более всего интересует он сам — человек. И, как у больного усиливается интерес к своему организму, так у человечества перед лицом надвигающейся глобальной катастрофы резко возрастает интерес к общим проблемам бытия и эволюции. Одно дело, если она ведет ко всеобщей деградации и распаду всех структур. Тогда человечество, как бы оно ни напрягалось, обречено на гибель. Другое дело, если, напротив, эволюция ведет ко все более и более сложным структурам. Тогда наша цивилизация — закономерный этап в этой общей эволюции, и это сулит человечеству возможность прорыва в будущее. Изучение эволюции оборачивается изучением феномена человека, и наоборот. Ваши выводы относительно феномена человека во многом определяются вашими эволюционными представлениями. В свое время на автора большое впечатление произвела знаменитая монография Пьера Тейяра де Шардена «Феномен человека» (1955), в которой были разгаданы многие загадки эволюции, прежде всего — ее мутовочный характер. Я не мог, однако, принять главного вывода Тейяра, который, будучи католиком, утверждал, что эволюция конечна и что она завершится, когда миллиарды людей сольются воедино в христианской любви в точке Омега, отождествляемой им с Иисусом Христом. Сквозное рассмотрение эволюции наблюдаемого мира — от Большого взрыва нашей Метагалактики до био- и ноосферы на Земле — в рамках активно развиваемого в последние десятилетия универсального, или глобального, эволюционизма [Big History]позволяет выработать более трезвый взгляд на феномен человека, чему и посвящено настоящее исследование. В первых семи главах книги строится авторская эволюционная концепция, а в последней (восьмой) главе на этой основе излагается наше понимание феномена человека. Рассмотрение неорганической, органической и социальной эволюции в едином ключе облегчает их осмысление. Для неорганической эволюции из-за ее сравнительно невысоких темпов не так очевиден факт эволюционного усложнения, зато здесь четко видно, что эволюция — это самоорганизация материи. Органическую эволюцию мы не видим изнутри, почему до сих пор можем только догадываться о механизмах рождения органических новаций (мутаций), что привело к неоправданно долгой жизни теории естественного отбора, возлагающей ответственность за (органическую) эволюцию на среду. Однако для органического мира несомненен сам факт эволюции в сторону усложнения и ее мутовочный характер. Сравнительно большая скорость социальной эволюции облегчает ее непосредственное наблюдение. Кроме того, мы наблюдаем здесь за рождением новаций изнутри, что укрепляет нашу уверенность в том, что источник новаций находится в самой эволюционирующей системе, а не в среде. Сопоставление социальной эволюции с неорганической и органической позволяет понять, какие черты социальной эволюции «необязательны к употреблению», имея привходящий характер, а какие являются проявлением общих законов эволюции, игнорируя которые социум обрекает себя на гибель, подобно тому как мы обрекаем себя на гибель, пренебрегая законами тяготения. Становится понятно, что и социальная эволюция, подобно органической, происходит в сторону интенсификации метаболизмов и что не в нашей власти сколько-нибудь существенно затормозить темпы потребления энергии и потребления вообще. Можно, также, сделать вывод, что и социальная эволюция происходит мутовками и что, в частности, в XX в. возникла мутовка социально ориентированных политэкономических систем, включающая фашистскую, коммунистическую и кейнсианскую ветви, последняя из которых, как то обычно бывает и в органическом мире, оказалась в эволюционном плане наиболее выигрышной. Хотя неорганические, органические и социальные эволюционирующие системы имеют существенно разную природу, основные законы эволюции едины для органического, неорганического и социального миров, принимая здесь разные формы. Вот эти общие законы универсальной эволюции нас и интересуют в первую очередь. Обсуждать универсальную эволюцию, т.е. все, что относится к неорганической, органической и социальной эволюции, однако, крайне сложно из-за давней истории этой проблемы и гигантских сил, вовлеченных в ее обсуждение. Публикаций и авторов здесь — сотни тысяч, если не миллионы, разнообразие точек зрения и концепций поражает воображение, превосходя все, что мы встречаем в других областях знания. При этом было бы неверно полагать, что это море публикаций представляет собой «калейдоскоп ошибок». Другое дело, что эволюционная литература характеризуется громадной избыточностью, радикально новые утверждения генерируются здесь крайне редко, мысль бьется в круге практически одних и тех же идей и точек зрения, изложение которых зачастую различается только нюансами, нередко — чисто терминологическими. Будучи не глупее нас с вами, все эти авторы говорили на протяжении веков примерно об одном и том же, прозревая нечто «вечное», но не имея возможности это «вечное» внятно артикулировать из-за неразвитости современного им понятийного аппарата, который эволюционирует вместе с социумом. Поначалу размытые («косноязычные») формулировки законов эволюции становятся со временем все более четкими и точными. Автор этих строк также испытывал большие затруднения, поскольку современная система понятий, представляется, все еще не адекватна нашему предмету исследования. Но уже созревает, кажется, новая эволюционная парадигма, которую автор и попытался «собрать» из существующих в литературе «кубиков», добавив к ним ряд собственных. Учитывая богатое прошлое проблемы, автор выбрал жанр активной истории науки, когда анализ проблемы совмещен с анализом ее истории. «Правильная» эволюционная концепция должна позволить вам упорядочить море уже существующих, иначе она ничего не стоит. Чтобы не утонуть в этом море концепций, автор стремился делать акцент не на том, что их различает (об этом уже сказано очень много), но на том, что их объединяет. Мне хотелось попытаться сообщить этой области большую терпимость к инакомыслию, чем это ей сегодня свойственно. «Экуменический» эволюционизм — вот тот идеал, к которому автор стремился в этой книге. Другое дело, в какой мере это у него получилось. Сравнивая разные концепции, мы опираемся на принцип экономии сущностей, согласно которому ближе к истине (продуктивнее) та из них, что кладет в основание 1) меньшее количество сущностей и 2) менее сильные (менее фантастические) сущности. В работах, посвященных эволюции, этот принцип часто используется как рабочий инструмент, однако далеко не все авторы в том признаются. Мы применяем его открыто. Многие авторы работ по универсальной эволюции, не являясь специалистами в области физических наук, берут на веру целый ряд распространенных там мифов. К таким мифам могут быть отнесены представления о множестве вселенных с иными, чем то характерно для «нашей» Вселенной, мировыми константами; о дополнительных пространственных и временных измерениях; о вакууме с гигантской плотностью энергии и возникновении Вселенной «из ничего» (из вакуумоподобного состояния физической среды); о возможности равенства массы гигантской космической системы типа нашей Метагалактики или всей Вселенной нулю или почти нулю, что позволяет им размешаться внутри элементарных частиц; о нарушении законов сохранения энергии и возрастания энтропии в черных дырах и т. д. Все это не имеет под собой абсолютно никакой эмпирической базы, представляя собой, на наш взгляд, игру ума физиков, воображение которых было разбужено успехами квантовой механики и частной и общей теорий относительности. Вот только и квантовая механика, и теории относительности были подтверждены экспериментально, а относительно названных здесь гипотез этого сказать пока нельзя, что придает им спекулятивный характер. Полагая в принципе возможным возвращение к этим (пока что фантастическим) гипотезам в будущем по мере поступления соответствующих эмпирических данных, в настоящей книге при построении эволюционной концепции мы считали своим долгом обходиться без них. Со своей стороны, авторы, пришедшие в универсальный эволюционизм из небиологических наук, склонны брать на веру некоторые спорные положения органического эволюционизма. Более всего это касается теории естественного отбора, которая господствовала полтора века и которая сегодня отступает. Свои «скелеты в шкафу» обнаруживаются и у некоторых других дисциплин, задействованных в универсальном эволюционизме. Фрактальность наблюдаемого мира существенно ограничивает возможности науки, которая пока что не знает законов образования фракталов. Ученые умеют строить фрактал «на бумаге», численно решая данное синергетическое уравнение, однако неизвестно, какие синергетические уравнения действуют в той или иной реальной системе, как они связаны с действующими в ней взаимодействиями и как эти уравнения видоизменяются вместе со взаимодействиями в ходе саморазвития системы. Фракталы порождаются существенно необратимыми (несимметричными по времени) процессами, сердцевину которых составляют взаимопревращения разных форм энергии и теории которых до пор не существует. Как ни затруднено фрактальностью наблюдаемого мира познание законов его эволюции, некоторые общие положения, все-таки, установить удается. Неотъемлемым свойством фрактальных структур является их «пучковый», или «мутовочный», характер, так что подсистемы данного иерархического уровня фрактала (скажем, звезды в галактиках или клетки в организме) образуют «пучок», или «мутовку», типов организации. Поскольку наблюдаемый мир фракталей, постольку фрактальна и его эволюция, которая происходит дискретно/непрерывно через каскад точек ветвления. Концепция «мутовочной» эволюции, развивавшаяся, в частности, Тейяром де Шарденом, постепенно вытесняет сегодня концепцию линейного прогресса. Сегодня доминируют представления о фракталах как пространственных структурах, степень обособленности которых друг от друга определяется расстоянием между ними. Мы обобщаем эти представления на непространственные фракталы. В этом случае система расщепляется на множество иерархически организованных подсистем, между которыми существуют непространственные «барьеры». Такими непространственными «барьерами» являются, например, клеточные и субклеточные мембраны или клановые и этнические границы. Пространственные фракталы чаще встречаются в неорганическом мире, для органического же и социального миров более характерны непространственные фракталы. Если учесть, что фракталы могут быть и непространственными, то фрактальным оказывается практически весь наблюдаемый мир. Важным свойством пространственных и непространственных фрактальных структур является негауссовость описывающих их распределений. Четверть века назад автор этих строк выявил феномен негауссовости социальных явлений, противопоставив социальный мир природному (неорганическому). Факты заставили меня скорректировать первоначальную точку зрения, негауссовые распределения встречаются в неорганическом и органическом мире значительно чаще, чем я полагал ранее. Фракталы и описывающие их негауссовые распределения, полагаю я сегодня, характерны и для неорганического мира, и для органического, и для социального. Поскольку, однако, наблюдаемый мир эволюционирует в сторону нарастания его фрактальности, постольку эволюци-онно более продвинутые эволюционные «этажи» более негауссовы: социальный мир более негауссов, чем органический, органический — чем неорганический. В части, касающейся пространственных фракталов, мы доказываем, что, вопреки Б. Мандельброту, отцу фракталов, фрактальная размерность меньше топологической. Этот вывод имеет важные последствия: плотность «настоящих» пространственных фракталов, размещенных в нашем трехмерном пространстве, тождественно равна нулю. Практически это означает, что реальные (ограниченные в пространстве) структуры фракталами в строгом смысле этого термина не являются, будучи лишь фракталоподобными (иначе, например, плотность угольной сажи была бы равна нулю). Единственным исключением оказывается Вселенная, которая является «настоящим» фракталом с равной нулю «бесконечной» плотностью. Такова, во всяком случае, наша космологическая гипотеза, опирающаяся на тот известный факт, что плотность космических объектов (звезда, скопление звезд, галактика, скопление галактик, наша Метагалактика) стремительно падает с их размерами. Экстраполируя эту последовательность, разумно предположить, как это и сделал российский космолог Г. М.Идлис еще в 1956 г., что с неограниченным (мысленным) ростом объема фрагментов Вселенной их плотность стремится к нулю. Порознь идея Идлиса и современные представления о фрактальности Вселенной могут выглядеть недостаточно убедительными, соединенные же вместе они «подпирают» друг друга, образуя, на мой взгляд, более чем правдоподобную гипотезу. Из нее вытекают вполне определенные выводы относительно космологической картины мира. Имея нулевую плотность, Вселенная незамкнута, т.е. бесконечна в пространстве. Из-за нулевой же плотности она не может вся расширяться или сжиматься, так что Большой взрыв имеет отношение не ко Вселенной, а только к нашей Метагалактике, которая — в этом состоит еще один наш вывод — является черной дырой, доказательством чему служит ее (Метагалактики) крупномасштабная однородность. Не исключено, однако, что наша Метагалактика начинает размыкаться, чему, возможно, служит свидетельством ускорение космологического расширения, открытое в 1998-1999 гг. и проявляющееся на расстояниях, превышающих миллиард световых лет от Земли. Если наша космологическая концепция верна и поскольку маловероятно, чтобы наша Галактика находилась точно в центре нашей Метагалактики, то в этом ускорении должна наблюдаться сферическая асимметрия, что может быть подвергнуто проверке посредством астрономических наблюдений. Назову некоторые вопросы, на которые в этой книге даются конкретные ответы:     1. Каков статус закона возрастания энтропии? Мы считаем этот закон физической проекцией общего закона эволюции, определяющего ее направление. При рассмотрении органической и социальной эволюции можно обходиться без понятия энтропии, влекущего за собой груз физикалистских стереотипов.     2. Каково направление эволюции? Мы говорим, что вектор универсальной эволюции образует мутовку, включающую в себя 1) интенсификацию энергообмена и обмена веществ, 2) интенсификацию и расширение круговоротов энергии и вещества, 3) рост целостности (системности) структур, 4) рост связанности «всего со всем» и открытости систем (системы становятся все более автопойэтическими), 5) «поэтажное» возрастание сложности и разнообразия форм, 6) нарастание степени негауссовости стационарных и эволюционных временных статистических распределений; 7) нарастание степени фрактальности эволюционирующих систем и Вселенной в целом и т. д.     3. Какова движущая сила эволюции? Следуя автогенетическим традициям, мы полагаем, что взаимодействия (материя) сами (сама) по себе являются (является) движущей силой эволюции, которая не нуждается, таким образом, ни в каких специальных движителях.     4. Какова эволюционная роль среды? В противовес эктогенетическим концепциям эволюции (к которым принадлежит и дарвинизм), мы считаем, что эволюционировать может и изолированная система (скажем, замкнутая метагалактика). Мы полагаем вместе с тем, что общая направленность эволюции в сторону роста связанности «всего со всем» приводит к эволюционному возрастанию роли открытых систем, являющихся друг для друга средой. Авторская эволюционная концепция приводит к определенным выводам относительно феномена человека, представленным в гл. 8. Вопреки Тейяру де Шардену, человек — это не главная цель и итог эволюции, но, являясь ее промежуточным финишем на одной из ветвей биологической мутовки разумных существ, может породить в будущем собственную мутовку. Жизнь и социум закономерно возникают в ходе саморазвития материи при соответствующих условиях, которые, как это можно констатировать, сложились на Земле и не сложились на других планетах Солнечной системы. Столь же закономерно жизнь выплескивается при соответствующих условиях за пределы планетарной биосферы, в чем мы видим возможность преодоления надвигающейся глобальной катастрофы. На Земле нас ожидает переход к «тепловой» энергетике, которая будет построена на круговороте тепла и которая заставит нас регулировать климат руками. Это принесет решение проблемы теплового загрязнения среды, которое способно привести к гибели развитые формы жизни уже через 300 лет, когда удваивающееся каждые примерно 27,5 лет потребление энергии сравняется с достигающей Земли солнечной энергией, катаклизмы же могут начаться через 50-150 лет. Альтернативный сценарий предполагает торможение роста потребления энергии и потребления вообще. Оба сценария означают радикальную перестройку всего образа жизни человечества в ближайшие 100 лет, однако первый направлен по вектору эволюции, а второй — против и потому грозит гибелью. Когда дело касается столь важных вещей, человечество не может полагаться на какую-то одну точку зрения, поэтому разрабатывать следует оба сценария. На Земле нас ожидает также преобразование мировой экономики в «кейнсианскую», нацеленную на увеличение зарплаты работников в процентах от стоимости продукции, что, повышая потребительский спрос, интенсифицирует экономику. Во второй половине XX в. к этому пришли страны «золотого миллиарда», на очереди — остальные страны и регионы. Фактически книга написана ради этой последней главы, которая, таким образом, итожит все исследование, что делает излишним обычное заключение. Поэтому, считая нашу работу спорной по целому ряду позиций, мы сочли возможным заключить ее обсуждением феномена научного инакомыслия, закономерность которого выводим из фрактальности науки. Обсуждая, как и любое исследование об универсальной эволюции, устройство мироздания и место в нем человека, наша книга посвящена «всему на свете». Поэтому в ней задействованы многие полученные ранее автором результаты, кратко излагаемые — из-за их специального характера — в приложениях. Назад     Содержание     Далее |
|