|
Феномен человека на фоне универсальной эволюцииГлава IV Фундаментальная сущность эволюцииФормообразующие факторы эволюции4.7.2 Эволюционные функции борьбы за существование Дарвинизм, включая современные его разновидности, утверждает, что формообразующим фактором органической эволюции является естественный отбор: 1) возникновение множества наследуемых малых случайных мутаций; 2) выживание наиболее приспособленных из них в результате конкуренции особей и их взаимодействия со средой; 3) аккумуляция выживающих на протяжении ряда поколений малых мутаций в адаптивные и/или прогрессивные признаки. Вторая компонента естественного отбора — это борьба за существование, или конкуренция, которую в научном и ненаучном обиходе часто некорректно отождествляют со всем естественным отбором. Сегодня в результате столкновения с реальностью дарвинизм отступает. Мы также, признавая большую эволюционную роль конкуренции, и не только в органической эволюции, но и в универсальной эволюции вообще (см. разд. 4.4.3), уверены в том, что формообразующая роль естественного отбора равна нулю, так как направленная аккумуляция малых случайных мутаций в адаптивные и/или прогрессивные признаки практически нереальна. Приведем четыре довода против дарвинизма, ранее, кажется, не звучавшие. Во-первых, достаточно хорошо известно, что неорганическая эволюция шла (и продолжает идти) за счет саморазвития материи. Аналогичные воззрения приняты и в отношении социального мира, развитие которого, как говорят марксисты, движется внутренними противоречиями. Зачем же отказывать в саморазвитии органическому миру? Во-вторых, темпы прогрессивной эволюции живого существенно превышают темпы эволюции неорганической среды, так что сама по себе адаптация к среде не могла бы двигать прогрессивную эволюцию живого. Адаптируясь к среде, живое только следовало бы за средой, как нитка за иголкой (см. разд. 5.4). В-третьих, направление прогрессивной органической эволюции также не может быть объяснено адаптацией к среде, поскольку органические формы значительно превосходят по разнообразию и сложности неорганические формы среды. Известно также, что появляющиеся в ходе органической эволюции все более сложные формы зачастую не превосходят по степени адаптирован-ности старые, скажем, бактерии или лишайники. Более того, наряду с общей прогрессивной эволюцией в сторону усложнения, называемой ароморфозом (см. разд. 4.3.4.2), в живом мире наблюдаются идиоадаптация (стабилизация уровня сложности) и морфофизиологический регресс (уменьшение сложности). Во всех этих случаях участвует борьба за существование, откуда и следует вывод, что она за направление эволюции не отвечает. В-четвертых, прогрессивное развитие органического (и социального) мира не может быть сведено к адаптации еще и потому, что движитель прогрессивного развития в конечном счете побуждает эволюционирующие системы действовать поперек своих интересов, т.е. выходить за пределы требований адаптации. В самом деле, как говорилось в разд. 4.4.1, в ходе прогрессивных изменений данная эволюционирующая система рано или поздно теряет свою идентичность, превращаясь в другую систему. В ходе прогрессивной эволюции данный вид становится другим видом, репродуктивно обособленным от старого. Объяснить это адаптацией к среде старого вида невозможно — зачем бы это он стремился сойти со сцены?! Движителем прогрессивной органической эволюции, конечно же, является нечто иное. И мы знаем, что — взаимодействия (материя) сами по себе, которым «нет дела» ни до старого вида, ни до нового и которые «озабочены» совсем другим — интенсификацией метаболизмов. Если новый вид обеспечивает большую интенсивность метаболизмов, он возникнет, не обеспечивает — не возникнет, адаптация же к среде — дело наживное, адаптированными должны быть все виды, поскольку в формировании всех видов участвуют, наряду с внутренними, и внешние взаимодействия (см. разд. 4.4.1). На наш взгляд, следует возможно более четко разводить прогрессивную органическую эволюцию в сторону усложнения (градацию Ламарка — см. разд. 5.1) и эволюцию адаптивную. Формообразующим фактором прогрессивной эволюции органического мира, как и мира неорганического, являются направленные самосборки (макромутации, новации), «сами собой» возникающие под давлением взаимодействий. Естественному же отбору (точнее, борьбе за существование) остается здесь, на наш взгляд, стабилизирующая роль фильтра, оставляющего в живых наиболее адаптированные самосборки. Вопреки тому, что говорят дарвинисты, эта роль в эволюционном плане видится вполне пассивной. Формообразующим фактором адаптивной эволюции, судя по всему, являются длительные модификации (термин объяснен в разд. 4.7.1), возникающие в органических формах под стрессовым давлением среды с последующим закреплением на генетическом уровне за ограниченное число поколений, которое тем меньше, чем сильнее это давление. В механизмах наследования таких модификаций определенную роль могут играть ретровирусы и мобильные генетические элементы (транспозоны), о которых говорилось в разд. 4.6.2 и которые, похоже, участвуют в переносе генетической информации из модифицированных соматических (неполовых) клеток в клетки половой линии. Вся эта проблематика давно обсуждается эволюционистами, однако, как нам представляется, из-за недостаточно четкого разведения прогрессивной и адаптивной эволюции механизм наследования длительных модификаций зачастую неправомерно переносится на прогрессивную эволюцию, что смазывает картину. Мы уверены в том, что реально мутации возникают под давлением внутренних и внешних взаимодействий (см. о хромосомных и клеточных полях в разд. 4.2.1) и потому в значительной своей части неслучайны (направленны). Кроме действительно малых и случайных мутаций, не имеющих эволюционного значения, под давлением взаимодействий возникают макромутации (прогрессивные самосборки), которые имеют эволюционное значение и которые, из-за участия в их формировании взаимодействий со средой, оказываются в своей массе первично адаптивными (см. разд. 4.4.1). «В массе» здесь означает, что из-за стохастической природы эволюционных процессов макромутации оказываются приспособленными к среде в разной степени, вплоть до нулевой. Так мы выходим на первую эволюционную функцию борьбы за существование. Это функция фильтра. Как уже говорилось, эволюционное значение имеет не весь естественный отбор, но лишь борьба за существование (конкуренция). Когда о фильтрующей роли естественного отбора говорят дарвинисты, то это некорректно, но понятно, поскольку они верят в реальность всех трех обозначенных выше его компонент. Когда о том же говорят антидарвинисты, то это уже и некорректно, и непонятно, поскольку для них первая и третья компоненты естественного отбора ирреальны, т. е. ирреален и сам естественный отбор, в отличие от борьбы за существование, которая реальна и для дарвинистов, и для антидарвинистов. Ее и следует обсуждать. О фильтрующей роли отбора (конкуренции) можно говорить применительно не только к органическому миру, но и к миру неорганическому и социальному, о чем шла речь в разд. 4.4.3. Именно эта идея, только в искаженном (деформированном) виде, стоит, мне кажется, за распространенными попытками применить теорию естественного отбора за пределами органического мира. Конкуренция возникающих структур, полагаем мы, и на самом деле играет существенную роль в самых разных областях явлений. Вторая функция борьбы за существование — передача давления среды с активацией прогрессивных самосборок. Не создавая сама (первично адаптивные) прогрессивные макромутации, среда способствует увеличению частоты их появления. Передаваемое борьбой за существование «оптимально стрессовое» и достаточно длительное давление среды существенно интенсифицирует прогрессивную эволюцию органического мира. Таким образом, «эффект потряхивания» эволюционирующих систем (см. разд. 4.7.1) проявляется не только в периоды катаклизмов внешнего и внутреннего происхождения, но и в перманентном режиме при участии борьбы за существование (конкуренции). Наконец, третья и главная функция борьбы за существование определяется тем, что она сама по себе осуществляет взаимодействие особей друг с другом и со средой, интенсифицируя метаболизмы и ускоряя тем самым эволюцию. Борьба за существование сочетается со всевозможными формами кооперации и симбиоза (см. разд. 4.6.2). Если бы живые организмы и/или виды — представим это себе на минуту — были изолированы от среды и друг от друга, то метаболизмы были бы ограничены процессами внутри особей и/или видов, т. е. протекали бы менее интенсивно. Впрочем, не все так однозначно. Как говорилось в разд. 4.7.1, небольшая изолированная («периферийная») популяция, оказавшись под стрессовым давлением среды, порой быстро эволюционирует. Судя по всему, в общем случае изоляция вида или социума в условиях стрессового давления среды стимулирует их быстрое преобразование в новые формы, однако, если изоляция продолжается, то эти новые формы консервируются. Похоже на то, что для прогрессивного развития оптимальна временная изоляция с возвращением после того в основные ареалы, другими словами — последовательная цепь изоляций. Так или иначе прогрессивная эволюция не является следствием адаптивной, как это считается в дарвинистской концепции (см. гл. 5.3-5.4). Скорее наоборот, адаптивная эволюция является следствием (проявлением) прогрессивной (см. разд. 5.4). Здесь мы снова имеем типичную для науки ситуацию, когда в общем разумная идея поначалу формулируется неточно (размыто): вместо того чтобы сразу ввести в теорию эволюции борьбу за существование с ее тремя эволюционными функциями, сначала, перестаравшись, ввели естественный отбор, что на полтора века затормозило создание адекватной теории органической эволюции и что теперь приходится корректировать. Назад     Содержание     Далее |
|