|
Феномен человека на фоне универсальной эволюцииГлава V Дихотомия система/среда в феномене эволюцииЭктогенез: прогрессивная эволюция идет за счет среды5.3. Эктогенез: прогрессивная эволюция идет за счет среды Э. Жоффруа Сент-Илер [Geoffroy Saint-Hilaire, 1833; Жоффруа Сент-Илер, 1970] следом за Ж.-Б. Ламарком объясняет органическую эволюцию как саморазвитием материи (действием закона притяжения своего своим), так и воздействием среды, полностью отрицая при этом роль случайности. Иными словами, у него присутствует как авто-, так и эктогенез. Ч. Дарвин [Darwin, 1859], так много сделавший для победы эволюционных представлений, сыграл, как нам представляется, одновременно и большую негативную роль, надолго заглушив автогенетическую линию, которая доминировала в этих представлениях до Ламарка и которая присутствовала на равных с эктогенетической линией у Ламарка и Жоффруа Сент-Илера. Дарвин — чистый эктогенетик, у него органическая эволюция производится средой. Согласно его теории естественного отбора, внутри живых форм возникают лишь малые случайные (ненаправленные) мутации, которые элиминируются или не элиминируются средой, производящей их отбор, в результате чего происходит аккумуляция малых изменений в направлении, ею, средой, задаваемом (см. разд. 4.7.2). Следуя Ламарку, Дарвин признавал, помимо естественного отбора, и прямое воздействие среды путем наследования признаков, приобретаемых особями в течение жизни, так что у него представлены две эктогенетические линии, отвечающие двум возможным механизмам осуществления органической эволюции средой. Обе эти эктогенетические линии сохраняются в литературе более или менее на равных до 1883 г., когда А. Вейсман [Weismann, 1883] атаковал идею наследования приобретенных признаков. В результате этой атаки «мягкий» дарвинизм Дарвина преобразовался в значительно более жесткий неодарвинизм, в котором уже не было места для наследования приобретенных признаков. Из двух более или менее равноправных эктогенетических линий одна — теория естественного отбора — заняла господствующее положение, а вторая, связанная с идеей наследования приобретенных признаков и получившая название механоламаршзма, развивалась относительно слабо, порой — в маргинальных формах [Лысенко, 1946]. Переварив генетику, неодарвинизм преобразовался в 20-30-х гг. XX в. в синтетическую теорию эволюции (СТЭ), которая считает элементарной единицей, на которую действует естественный отбор, не отдельную особь, а популяцию. Игнорируя формообразующую роль внутренних взаимодействий или считая эту роль достаточно пассивной, дарвинизм во всех его модификациях представляет собой, на наш взгляд, шаг назад по сравнению с концепцией Ламарка, в которой воздействие среды совмещено с давлением внутренних взаимодействий (невидимых флюидов). Во второй половине XIX в. эктогенетическая ветвь органического эволюционизма получает неожиданное подкрепление в физике в виде трактовки энтропии как меры беспорядка, исповедуя которую, большинство физиков до сих пор убеждено в том, что внутренние взаимодействия могут только разрушать структуры, почему они (физики) и вынуждены возлагать ответственность за прогрессивную эволюцию в сторону усложнения на среду. Поэтому теория Дарвина, который, не веря в формообразующую силу внутренних взаимодействий, также отводит активную эволюционную роль среде, и поддерживается физиками, начиная с Л. Больцмана. Концепция Э. Шрёдингера артикулирует ту же точку зрения (см. разд. 3.2.4). Эту линию продолжают теория диссипативных структур И. Пригожина и синергетика (см. разд. 3.2.5). «Установка на среду» парадоксальным образом исповедуется и марксистами, занявшими в биологическом эволюционизме дарвинистские позиции. На словах они говорят, что движущей силой развития являются внутренние противоречия и саморазвитие материи, практически же объясняют эволюцию живого действием... той же среды через посредство механизмов случайных мутаций, адаптации и естественного отбора. 5.4. Обобщение концепции Дарвина и других на базе теорем Эшби и Гёделя Основное обвинение в адрес теории естественного отбора — эволюционная пассивность в ней органического мира, который в этой теории следует за окружающей его неорганической средой, как нитка за иголкой. Остается непонятным, каким образом отбор особей, приспособленных к текущим средовым условиям, может быть движителем органической эволюции, которая не просто носит в целом прогрессивный характер, т. е. идет в сторону усложнения, но и обгоняет прогрессивную эволюцию окружающего неорганического мира. Представляется невозможным, чтобы эволюционно более активной была неорганическая среда, которая эволюционирует медленнее органического мир (см. разд. 4.7.2). А. П. Назаретян [1991, 2004], разделяющий общепринятую трактовку энтропии как меры беспорядка и вытекающий из нее вывод, что самоорганизация систем происходит за счет сбрасывания ими излишков энтропии в среду, видит, тем не менее, и указанный изъян концепции Дарвина—Шрёдингера—Пригожина. Доказательство того, говорит он, что «организация всегда обеспечивается дезорганизацией, оставляет открытым вопрос о том, почему явления самоорганизации реально происходят... Физика же указывает... только на причины дезорганизаци-онного процесса и не находит сравнимого по фундаментальности контрфактора, который позволил бы последовательно объяснить конструктивные феномены. В таком двусмысленном отношении между конструктивным характером эволюционного процесса и базовым физическим законом нельзя не заметить достаточно сильного противоречия» [Назаретян, 1991. С. 21]. Отказ от трактовки энтропии как меры беспорядка делает излишней опору на среду и снимает обсуздаемое противоречие. Однако фактически развитие эволюционных представлений пошло по другому пути — прогрессивную эволюцию органического мира стали выводить из адаптивной. Первым на эту тропу ступил Ч. Дарвин, полагавший, что естественный отбор ведет к улучшению каждого существа по отношению к органическим и неорганическим условиям его жизни и, следовательно, в большинстве случаев и к тому, что можно считать восхождением на более высокую ступень организации [Darwin, 1859; Рус. пер., 1939. С. 364-365]. Впрочем, ему же принадлежат и менее «прогрессивные» высказывания. Естественный отбор, пишет он, «не предполагает необходимо прогрессивного развития — он только подхватывает продолжающиеся изменения, благоприятные для обладающего ими существа в сложных условиях его жизни» [Там же; Рус. пер., 1926. С. 157]. И чуть далее: «В итоге, я полагаю, что существование в настоящее время многочисленных низко организованных форм объясняется различными причинами... Но главная причина заключается в том факте, что при очень простых жизненных условиях высокая организация не оказала бы никакой услуги — пожалуй даже оказала бы дурную услугу, так как вследствие своей хрупкости была бы более подвержена повреждению и порче» [Там же. С. 158]. Высказывания Дарвина менее противоречивы, чем это может показаться. Полагая, что прогрессивное усложнение органического мира является следствием его адаптации к среде, Дарвин, судя по всему, вполне последовательно считает, что среда же регулирует и уровень сложности живого, не допуская его чересчур большого превышения над собственной сложностью. Из рук Дарвина эстафета была подхвачена другими учеными. А. П. Расницын, например, утверждает, что прогрессивное развитие вызывается отбором, так как «усиление регулятора увеличивает вероятность выживания организма и вида» [Расницын, 1969. С. 97]. В статье [Расницын, 1972] он развивает свой тезис, отталкиваясь от построений У. Эшби [1959], коими последний пытается объяснить феномен адаптивного поведения сложной системы с позиций кибернетики. Эту линию продолжает П. Ю. Черносвитов [1989], который, обобщая теорию естественного отбора, выводит прогрессивную эволюцию из адаптивной посредством теоремы Гёделя о неполноте. С. Н. Родин [1991] принимает обоснование Черносвитова на вооружение. В том же направлении, но независимо от них работает и А. П. Назаретян [1991, 1995, 1999 а]. Черносвитов отталкивается от закона, или теоремы, необходимого разнообразия Эшби для системы с регулятором, который, воспринимая сигналы внешней среды, следит за тем, чтобы значения параметров системы не выходили из пределов, совместимых с жизнью [Эшби, 1959. Di. 11]. В качестве такой системы с регулятором у Эшби часто фигурирует живой организм. Формулировки Эшби «только разнообразие может уничтожить разнообразие» [Гам же. С. 294] и «мощность R как регулятора не может превосходить пропускной способности R как канала связи» [Там же. С. 299] Черносвитов трактует несколько вольно. Согласно закону Эшби, говорит он, «система может удержать в норме свои жизненно важные параметры тогда и только тогда, когда совокупность ответных реакций регулятора и сложность изменения этих реакций будет не меньше, чем совокупность внешних воздействий и сложность их изменения. Иначе говоря, соблюдение равенства разнообразия внешних воздействий разнообразию ответных реакций системы позволяет последней сохранить свою устойчивость во внешней среде, т. е., адекватно реагируя, система способна к адаптивному поведению (выделено мной. — С.Х.)» [Черносвитов, 1989. С. 111]. У самого Эшби равенство разнообразий или мощностей регулятора системы и среды отсутствует. Его «необходимое разнообразие» системы вполне можно понять и как определенным образом превышающее разнообразие среды (см. далее в настоящем разделе о концепции Назаретяна). Черносвитова же это домысленное им за Эшби «равенство разнообразий», которое уравновешивает самоорганизующуюся систему со средой, не устраивает. Теорема Эшби, утверждает он, «неадекватна реальной ситуации в биологии, так как эта теорема постулирует выживание равноприспособленных, а не более приспособленных, и следует искать новый объяснительный принцип для теоретического обоснования адаптивного поведения» [Гам же]. В качестве такого принципа Черносвитов и предлагает теорему Гёделя о неполноте, которая доказана для формальной арифметики и которую он приводит в следующей редакции: «Непротиворечивость системы некоторой логической мощности доказуема только в системе большей логической мощности» [Там же]. Теорему Гёделя Черносвитов распространяет на органические и социальные системы, рассматривая их в рамках кибернетического подхода как саморегулирующиеся. «С позиций теоремы Гёделя понятно... что равновесное состояние межпопуляционных (межуровневых) отношений в экосистеме, которое в среднем поддерживается равенством логических мощностей в стратегии выживания популяций „хищника" и „жертвы" и которое на первый взгляд достаточно адекватно описывается теоремой необходимого разнообразия Эшби, при более пристальном рассмотрении оказывается не стационарным, а динамическим, с неизбежностью направленным в сторону усложнения организации (т. е. структуры и функционирования) индивидов обеих популяций» [Там же. С. 113]. Другими словами, согласно Черносвитову, из теоремы Гёделя следует, что адаптирующаяся система обязана быть более организованной, чем среда, к которой она адаптируется. Отсюда он и заключает, что адаптация к среде через посредство естественного отбора обеспечивает одновременно и прогрессивную эволюцию. Концепция Назаретяна [1991,2004] аналогична. Хотя он заявляет, что движущая сила прогрессивной эволюции «обнаруживается в имманентных свойствах материальных взаимодействий» [Назаретян, 1991. С. 64], этот тезис у него зависает, не согласуясь с его вполне «антиэнтропийными» (о чем говорилось в начале раздела) и дарвинистскими воззрениями. Только вместо теоремы Гёделя у Назаретяна фигурирует непосредственно закон необходимого разнообразия Эшби, согласно которому, как утверждает он применительно к стадам гоминид, «спасаться от разнообразия среды система (стадо) могла либо за счет удаления от источника, либо за счет эффективного наращивания собственного поведенческого разнообразия (выделено мной. — С.Х.) [Там же. С. 103]. При всей внутренней стройности обсуждаемой концепции, она, на мой взгляд, несостоятельна. Математические или логические теоремы имеют обязательную силу, тогда как — если говорить о рассматриваемом случае -адаптация часто ведет к идиоадаптации (стабилизации сложности) или регрессу (см. разд. 4.7.2). И вообще, математические теоремы не могут служить обоснованием того или иного эмпирического феномена, являясь всего лишь отражением реальности и сами нуждаясь в эмпирическом обосновании. Если говорить конкретно о теоремах Эшби и Гёделя, то они применимы заведомо не ко всем реальным системам. Первая распространяется только на системы с регуляторами, к коим невозможно отнести подавляющее большинство систем неорганического мира, который, тем не менее, исправно эволюционирует в прогрессивном направлении. Вторая применима лишь к формальным системам арифметики, к которым, вопреки доводам Черносвитова, нельзя отнести подавляющее большинство реальных систем. «Очевидно, — пишет Черносвитов, — что вся совокупность членов любой, сколь угодно большой популяции или социума перечислима натуральным рядом, т. е. является арифметическим множеством, откуда и следует доказуемость для них теоремы Гёделя о неполноте» [Черносвитов, 1989. С. 112]. Но одно дело, скажем, пересчитать членов социума (к примеру, населения страны) и совсем другое — описать (предсказать) его развитие (эволюцию). С точки зрения счета, социум является арифметической системой, с точки зрения его эволюции -не является, т. е. прилагать к нему теоремы формальной арифметики, пытаясь описать его адаптивную или прогрессивную эволюцию, неправомерно. Факты говорят, что применительно к реальным системам теорема Гёделя, согласно которой адаптирующаяся система, чтобы успешно адаптироваться к среде, должна превосходить ее по организованности, не работает. Например, в разд. 4.3.1 говорилось о царстве прокариот, которое, давно уже прекратив прогрессивную эволюцию, более чем успешно адаптируется к изменяющимся условиям существенно более сложной эукариотной и социальной среды (напомним о постоянно модифицирующихся возбудителях болезней, с которыми безуспешно борется современная медицина). Основной же изъян обсуждаемой концепции состоит в том, что в ней, как и в классическом дарвинизме, органическая и социальная эволюция движутся средой, тогда как их движитель находится в самом органическом или социальном мире; среда же играет при этом достаточно пассивную роль «пространства», в котором эволюция происходит (см. разд. 4.7.2; поправку см. в разд. 5.5). Возлагая ответственность за органическую эволюцию на среду, дарвинисты уходят от ответа на вопрос о том, чту заставляет эволюционировать саму среду. Как быть, в частности, с эволюционирующей Вселенной, у которой среда отсутствует вовсе? Чтобы быть последовательным, Вселенную, не имея на то оснований, приходится объявлять открытой системой, как это, например, и делает Назаретян: «Имеются... общие соображения, связанные с указанием на незамкнутость Вселенной и тем самым — на совместимость возрастания упорядоченности в некоторой области со вторым началом термодинамики» [Назаретян, 1991. С. 20]. Никаких таких указаний на незамкнутость Вселенной, смею заверить, не существует (см. гл. 6). В том смысле, что у нее якобы имеется внешняя среда. В космологии обсуждаются модели как замкнутой, так и незамкнутой Вселенной, однако в первом случае Вселенная «абсолютно замкнута», а во втором бесконечна и безгранична, так что в обоих случаях у нее нет внешней среды, в которую можно было бы сбрасывать излишки энтропии. Мы не доказываем здесь независимость адаптивной и прогрессивной эволюции, адаптивных и прогрессивных самосборок. Они конечно же связаны друг с другом, только эта связь сложнее, чем ее представляют дарвинисты. Рассматривая отдельно взятые новации (мутации), они полагают, что прогрессивная эволюция является следствием адаптивной и что адаптивные новации одновременно являются и прогрессивными. В разд. 4.4.1 показывается, что это одновременно и так, и не так. Не так, если рассматривать самосборки порознь: отдельно взятые прогрессивные самосборки в своей массе оказываются адаптивными, тогда как отдельно взятые адаптивные самосборки в общем случае прогрессивными не являются. При выявлении прогрессивного смысла адаптивных самосборок, однако, следует рассматривать все их множество (скажем, для данного органического вида), которое «почему-то» оказывается все более разнообразным, обеспечивая все более интенсивные метаболизмы. Это и есть прогрессивное развитие, которое получает естественное объяснение в рамках автогенетических представлений. Схема же Дарвина и др. с ее противопоставлением органического мира неорганической среде (первому, в отличие от второй, в саморазвитии отказано) и натужным использованием теорем Эшби и Гёделя вообще оказывается излишней, поскольку, как было показано в гл. 3, энтропия реальных систем не является мерой беспорядка. Назад     Содержание     Далее |
|