Карл Саган Мир полный демонов.

Глава 12 Тонкое искусство снимать лапшу с ушей

Краткое изложение основной идеи предыдущих семи глав появилось в журнале Parade 7 марта 1993 г. На меня обрушилась лавина писем, и я был поражен их страстностью и тем, сколько боли и горя причиняет это непонятное явление, каким бы ни было его подлинное объяснение. Истории похищений открывали совершенно неожиданную картину жизни многих наших соотечественников. Авторы одних писем пускались в рассуждения, другие стояли на своем и точка, одни искренне недоумевали, другие разглагольствовали, а еще кто-то глубоко и мучительно страдал.

Мои родители умерли много лет тому назад. Мы были очень близки, и мне до сих пор отчаянно их недостает. Знаю, так будет всегда. Мне бы хотелось поверить, что их личности, самая суть, все то, что я так в них любил, по-прежнему где-то существует—по-настоящему, в полном смысле слова. Многого я не прошу, всего десять-пятнадцать минут в год: рассказать, как поживают внуки, новости передать и повторить, как сильно я их люблю. Некая часть меня все еще хочет спросить — как глупо это ни прозвучит, — хорошо ли им живется. «У вас все в порядке?» — мысленно твержу я. Последние слова, которые я сказал отцу в тот самый миг, когда он уходил: «Береги себя, папа!»

Иногда мне снится, будто я разговариваю с родителями, и тогда, глубоко погрузившись в сон, я вдруг совершенно отчетливо осознаю, что они вовсе не умерли, что это была какая-то чудовищная ошибка. Вот же мой отец, как всегда, с язвительной шуткой наготове, и мама велит повязать шарф — погода ненадежная. Просыпаясь, я снова оплакиваю их. Иными словами, кто-то во мне все же верит в посмертное существование, и ему наплевать, есть ли хоть одно надежное доказательство в пользу этой гипотезы.

Поэтому я не позволю себе презрительно усмехаться над женщиной, которая приходит к мужу на могилу поболтать в годовщину его смерти.

Это же так естественно. И пусть я не вполне понял онтологический статус того, с кем она беседует, это не важно, не о том ведь речь. Речь о людях, а они так устроены. Каждый третий американец уверяет, будто общался с покойниками. С 1977 по 1988 г. их число выросло на 15%. В реинкарнацию верит четверть взрослого населения США.

И все же я не стану верить «медиуму», который якобы впускает в свое тело дух умершего по просьбе его близких. Не стану верить, потому что знаю, сколько в этой сфере мошенничества. Конечно, и мне бы хотелось думать, что мои папа и мама покинули оболочку своих тел, как сбрасывает кожу змея или проклевывается из куколки бабочка, и отправились в иные места. Эти чувства превратили бы меня в легкую добычу для самого неумелого обманщика — и честного человека, не способного разобраться со своим подсознанием, и страдающего расщеплением личности. Приходится, как это ни тяжело, подключать резервы скептицизма.

Например, почему через медиумов духи не передают нам достоверную и никому, кроме них, неизвестную информацию? Чтобы Александру Македонскому поведать о местоположении своей тайной гробницы или Ферма разъяснить знаменитую теорему? От Джона Уилкса Бута мы хотели бы услышать подробности заговора против Линкольна, от Германа Геринга — кто поджег Рейхстаг. Пусть Софокл, Демокрит и Аристарх надиктуют тексты утраченных книг. Разве им не охота познакомить с этими шедеврами далеких потомков?

Только представьте мне надежные доказательства жизни после смерти, и я с радостью в них всмотрюсь, но пусть это будут научные данные, а не слухи. Что с лицом на Марсе, что с инопланетными похищениями — я всегда предпочту жесткую истину вымыслу, искажающему реальность. И в конечном счете факты нередко оказываются даже утешительнее фантазий.

Основная предпосылка медиумизма, спиритизма и других форм некромантии — уверенность, что, умирая, мы умираем не вполне. Не насовсем умираем. Что-то остается — мыслящее, чувствующее, помнящее. И этот остаток, чем бы он ни был — душа или дух, не материя и не энергия, но что-то другое, — может входить в тела людей и других живых существ. Так, конечно, гораздо легче принять свой конец. Более того: если спириты и медиумы говорят правду, то через них мы можем общаться с умершими близкими. Некая миссис Найт из штата Вашингтон заявляет, что поддерживает контакт с существом по имени Рамта, которому 35 000 лет. Рамта свободно говорит по-английски, используя язык, губы и голосовые связки миссис Найт; акцент его, на мой слух, ближе к индийскому. Поскольку говорить мы все умеем, и многие люди, не только профессиональные актеры, но даже дети, могут по желанию менять свой голос, проще всего предположить, что за Рамту говорит миссис Найт и что у нее вовсе нет связи с бестелесными сущностями, жившими в эпоху плейстоцена. Буду рад услышать убедительные доказательства моей неправоты. На меня бы Рамта произвел куда более сильное впечатление, если бы он заговорил сам, а не устами миссис Найт. Иначе как нам установить истину? (Актриса Ширли Маклейн признала в Рамте своего брата по Атлантиде, но это особый сюжет.)

Допустим, Рамта согласился бы сотрудничать с учеными. Как бы мы удостоверились, что он тот, за кого себя выдает? Как он сумел хотя бы приблизительно посчитать свой возраст? Кто вел учет ускользающим тысячелетиям? 35 000 лет плюс- минус сколько? Либо Рамте и впрямь 35 000 лет, и он сможет поведать нам кое-что о глубокой древности, либо он прикидывается, и тогда он (вернее, она) проколется.

Где жил Рамта? Сейчас он говорит по-английски с индийским акцентом, но как обстояло дело 35 000 лет тому назад? Какой климат был на планете? Чем Рамта питался? (Археологи могут сообщить кое-что на этот счет.) На каких языках говорили тогда, как было организовано общество? С кем он жил — с женой или женами, с детьми, внуками? Какова была продолжительность жизни, уровень детской смертности, цикл жизни в целом? Контролировалась ли рождаемость? Во что люди одевались? Как изготовляли одежду? Каких хищников более всего боялись? С какими орудиями и как рыбачили и охотились? Какое у них было оружие? Насколько распространен был сексизм? А ксенофобия и этноцентризм? Если же Рамта явился к нам от «высокой цивилизации» Атлантиды, пусть поведает исторические, лингвистические, технологические детали. Каким алфавитом пользовались атланты? Ну же, расскажи! А он читает очередную банальную проповедь.

Или вот другой пример: информация, переданная не умершим, а неведомыми нечеловеческими сущностями, которые оставляют круги в полях. Записал журналист Джим Шнабель:

Люди прислушиваются к этому детскому лепету, ибо угадывают в нем отзвуки древней религии, главное — обещание жизни после смерти и даже вечной жизни.

Многосторонний британский ученый Джон Бёрдон Сандерсон Холдейн, который помимо прочих своих достижений стал и основателем популяционной генетики, предложил принципиально иной вариант бессмертия. Он вообразил отдаленное будущее, когда звезды померкнут и Вселенная наполнится холодным разреженным газом. Придется ждать долго, но в итоге в плотности газа появятся флуктуации. Спустя огромный период времени флуктуаций накопится достаточно, чтобы восстановить Вселенную, подобную нашей. В бесконечно древней Вселенной такие перевоплощения происходят многократно, указывает Холдейн.

Итак, в бесконечно древней Вселенной, прошедшей через ряд бесчисленных конфигураций галактик, звезд, планет, форм жизни, вновь явится та же самая планета Земля, где мы воссоединимся с любимыми. Я вновь встречусь с родителями и познакомлю их с внуками, которых они никогда не видели. И это произойдет не раз, а бесконечное множество раз.

Но эта концепция почему-то менее утешительна, чем посулы веры. Поскольку все мы напрочь забудем все то, что происходит сейчас, в этой нашей, дорогой читатель, общей жизни на Земле, перспектива телесного воскрешения не так уж заманчива.

Или я недооцениваю самую суть бесконечности? В нарисованной Холдейном картине присутствуют и вселенные — их тоже должно быть бесчисленное множество, — где мы обладаем всей полнотой памяти о прошлых жизнях. Это уже лучше, вот только появляются и третьи вселенные (и тоже не раз, а бесконечное число раз), чьи драмы и ужасы превзойдут все то, что пришлось мне терпеть в этом раунде.

Теория Холдейна зависит также от типа нашей Вселенной, от таких неразрешенных пока вопросов, как будет ли достаточно материи, чтобы в какой-то момент обратить вспять расширение Вселенной, и какова природа флуктуации в вакууме. Тем, кто жаждет утешительной веры в посмертное существование, пора заняться космологией, квантовой гравитацией, физикой элементарных частиц и трансфинитными формулами. Климент Александрийский, отец церкви, в «Увещании к эллинам» (Exhortations to the Greeks), написанном около 190 г., отвергает языческие верования решительно — нам бы так сегодня:

Ныне мы не столь строги. Сперва мы приучаем детей верить в Санта-Клауса, пасхального кролика и зубную фею, и это нам кажется правильным, а потом избавляем их от заблуждений, ведь они уже выросли. С чего такая перемена? С того, что взрослый человек не сможет благополучно функционировать, если будет неверно представлять себе, как устроен мир. Взрослый человек, сохранивший веру в Санта-Клауса, кажется не совсем нормальным.

Философ Дэвид Юм пишет:

«Неверие», о котором говорит Юм, имеет серьезные моральные последствия. Один из отцов американской революции, Том Пейн, развивал эту мысль в «Веке разума» (The Age of Reason):

А вот как формулировал Томас Гексли:

Все они — Климент, Юм, Пейн и Гексли — рассуждали о религии, но их слова могут найти и более широкое применение. Например, повсеместно проникающие внушения нашей рекламной культуры: в рекламе одной из марок аспирина актеры, изображающие врачей, заявляют, что у конкурента в таблетке маловато обезболивающего вещества, настойчиво рекомендуемого врачами (какого именно вещества, не раскрывается), а вот в их продукте этого вещества больше (на 20%, а то и вдвое). Покупайте наш аспирин. А может, лучше принять вдвое большую дозу не их аспирина? Или поискать анальгетик, который работает лучше, чем тот «среднестатистический продукт», с которым они сравнивают свой аспирин? Почему бы не принять это «сильнейшее» болеутоляющее? И уж конечно, никто не предупредит нас о 1000 смертей в год от аспирина только в Соединенных Штатах и о 5000 случаев отказа почек, вызванных, возможно, ацетаминофеном, который продается под названием «тайленол». (Правда, тут еще не установлена прямая, не только статистическая зависимость.) Или к чему проверять, в каких хлопьях содержится больше полезных веществ? Можно же просто принять витамины после завтрака. И количество кальция в антациде не должно нас волновать, поскольку кальций нужен для костей, а не для лечения гастрита. Рекламная культура пестрит подобными сбивающими с толку указаниями: не спрашивай, не думай. Покупай!

Проплаченная поддержка продуктов, в особенности из уст настоящих экспертов или исполняющих роль экспертов актеров, превращается в бесконечный ливень обманов. До какой же степени все эти рекламодатели презирают своих клиентов и не верят в их здравый смысл! Так и подрывается представление общества о научной объективности. Ныне появились даже рекламные ролики, в которых настоящие, порой весьма известные ученые подкрепляют ложь корпораций. Выходит, за деньги и ученый солжет. А Том Пейн предупреждал: сперва привыкаешь ко лжи, потом расцветают и все прочие пороки.

Сейчас передо мной лежит программа ежегодной выставки «Цельной жизни». Эти нью-эйджевские мероприятия регулярно проводятся в Сан-Франциско, собирая десятки тысяч посетителей. Неблагонадежные эксперты рекомендуют весьма сомнительный товар. Вот названия некоторых презентаций: «Боли, вызванные связанным белком крови», «Кристаллы — просто камни или талисманы?». У меня готов ответ, но аннотация гласит: «Подобно тому, как кристалл концентрирует звуковые и световые волны в радио и телевидении [на всякий случай: радио и телевидение работают несколько иначе], так же он может усиливать духовные волны, чтобы их мог уловить настроенный человек». Или вот еще: «Возвращение богини, ритуал представления». Или: «Синхронизм, опыт познания». Автор данного опуса — «брат Чарльз». На следующей странице: «Вы, Сен-Жермен и исцеление огнем» и т.д. и т.п. Множество объявлений о представляющихся вам «возможностях» в нешироком спектре от сомнительных до полного вранья. Посетите выставку «Цельной жизни»!

Раковые больные, исчерпав все возможности традиционного лечения, отправляются на Филиппины, и там «психохирурги», зажав в ладони кусочек куриной печени или козьего сердца, притворяются, будто пальцами залезают во внутренности пациента и извлекают оттуда опухоль — вот же она! Руководители западных демократий перед принятием решений государственной важности советуются с астрологами и прочими мистиками. Когда полиция не может отыскать пропавшего человека или разгадать взволновавшее публику убийство, а общественность требует немедленных результатов, обращаются к экстрасенсам. Их догадки не выходят за пределы обычной логики, но власти, как подтверждают экстрасенсы, зовут их на помощь вновь и вновь. Вдруг выясняется, что у потенциального противника ясновидящие покрепче наших, и ЦРУ по требованию конгресса расходует деньги налогоплательщиков, выясняя, можно ли силой мысли обнаружить подлодки на дне океана. Некий телепат берется, раскачивая маятник над картой, а затем облетая на самолете большую территорию с лозой, отыскать новые месторождения, и австралийская горнодобывающая компания платит ему изрядный аванс, из которого ни цента не придется возвращать при неудаче, а если руда и впрямь найдется, он получит еще и долю акций нового рудника. Правда, ничего не нашлось. Или из другой области: статуи Христа, фрески с изображением Марии увлажняют, и тысячи мягкосердечных прихожан умиляются «слезоточивым иконам».

Я перечислил немало случаев, когда людям откровенно или завуалированно вешают на уши лапшу. Обман создается общими усилиями, иной раз по неведению, чаще — с обдуманной и циничной целью. Жертва — пленник собственных сильных эмоций, страха, потребности в чуде, алчности, горя. Позволите вешать себе на уши лапшу — останетесь без денег. Как говаривал Барнум, «каждую минуту рождается еще один простофиля». Но деньги — еще не самое худшее, страшнее другое: все что угодно может произойти, когда власти и общество отказываются от критического мышления. Как ни сочувствуй «покупателям лапши», это ведет к катастрофе.

Наука опирается на результаты экспериментов, конкретные данные, наблюдения, измерения — факты. Мы придумываем всевозможные объяснения тому, что наблюдаем, и систематически сверяем каждую гипотезу с фактами. Экипировка ученого включает в себя набор по разоблачению лапши. Этот набор в обязательном порядке распаковывается каждый раз, когда рассматриваются новые идеи. Если эти идеи выдержат тщательную проверку, мы примем их — тепло, но с осторожностью. При такой подготовке человек уже не купится на обман, даже самый соблазнительный: он привык принимать меры предосторожности, у него имеется надежный, опробованный метод.

Что входит в набор? Инструменты скептического мышления.

Скептическое мышление, по сути своей, это умение приводить и понимать разумные аргументы и — что особенно важно — распознавать неверный или поддельный аргумент. Вопрос не в том, нравятся ли нам выводы той или иной логической цепочки: вопрос в том, следует ли этот вывод из определенных предпосылок и верная ли предпосылка выбрана в качестве отправного пункта.

Главные инструменты:

  •       По возможности всегда требуется независимое подтверждение любых фактов.

  •       Следует поощрять широкое обсуждение имеющихся данных с участием сторонников (оснащенных знаниями сторонников) всех точек зрения.

  •       Ссылка на авторитет не так уж весома — «авторитеты» понаделали в прошлом немало ошибок, допустят они ошибки и в будущем. Проще говоря, наука не признает безоговорочных авторитетов — в лучшем случае есть уважаемые специалисты.

Всегда проверяйте несколько гипотез, а не одну. Если требуются объяснения, продумывайте любые возможные объяснения. Подберите тесты для систематической проверки каждой гипотезы. Если в процессе естественного отбора из множества «рабочих гипотез», выдержав испытание, уцелеет одна, то куда больше оснований надеяться, что вы получили верный ответ, чем если бы вы ухватились за первую же понравившуюся вам идею.

Не привязывайтесь чересчур к «своей» гипотезе: она — лишь один из этапов на пути к знанию. Спросите себя, почему эта мысль так вам понравилась. Честно сравните альтернативы. Убедитесь, что нет причин отказаться от этой идеи — если вы закроете глаза на контраргументы, другие исследователи все равно их обнаружат.

  •       Считайте. Когда имеются количественные параметры, когда аргумент удается подкрепить вычислениями, выбор между конкурирующими гипотезами сделать намного легче. Там, где возможно лишь качественное объяснение, таких объяснений бывает много. Разумеется, мы нередко сталкиваемся с ситуациями, в которых количественного решения не предусмотрено, и мы должны и тут искать ответ, но дается он с гораздо большим трудом...

  •       В цепочке аргументов должно работать каждое звено (включая первоначальную предпосылку), а не большая их часть.

  •       Бритва Оккама. Удобное правило побуждает нас из двух одинаково пригодных гипотез выбирать более простую.

  •       Всегда спрашивайте себя, может ли ваша гипотеза быть фальсифицирована (хотя бы теоретически). Неверифицируемые и нефальсифицируемые гипотезы мало чего стоят. Взять хотя бы вдохновенную идею, будто наша Вселенная со всем ее содержимым — всего лишь элементарная частица, электрон в огромном космосе. Поскольку информацию извне мы получить не можем, как опровергнуть такую гипотезу? У нас всегда должен оставаться шанс проверить любую мысль. Не лишайте закоренелых скептиков возможности проследить всю вашу логическую цепочку, повторить эксперименты и убедиться, что результаты не отличаются.

Как я говорил ранее, ключ к достоверности—четко продуманные контролируемы эксперименты. Наблюдение само по себе многому не научит. Да, хотелось бы поверить в первое же объяснение, какое пришло на ум. Тем более что лучше иметь хоть какое-то объяснение, чем никакого. Но что будет, если мы сумеем изобрести несколько объяснений? Как выбирать среди них? Мы не решаем произвольно, а предоставляем решать эксперименту. Почему так, убедительно объясняет Фрэнсис Бэкон:

Необходим контрольный эксперимент. Скажем, новое лекарство якобы исцеляет тяжелый недуг в 20% случаев. Тогда мы должны убедиться, что в контрольной группе, где дают плацебо (причем сами пациенты принимают сахарную пилюлю за настоящее новое лекарство), не произошло спонтанной ремиссии в 20% случаев.

Нужно вычленять переменные факторы. Например, вы страдаете морской болезнью, и вам надели браслет шиацу и дали 50 мг меклизина. Неприятные ощущения исчезли. Что помогло — браслет или таблетка? Ответить на этот вопрос вы сумеете, лишь, когда в следующий раз во время приступа морской болезни воспользуетесь только одним из этих двух средств. А если вы не собираетесь страдать во имя науки, то не станете возиться с переменными, а снова примените оба средства. Желанный результат достигнут, а теоретические знания не столь ценны, чтобы ради них мучиться тошнотой.

Довольно часто приходится проводить «двойной слепой» эксперимент, чтобы на результатах не сказалось желание эксперта подтвердить ту или иную идею. Например, когда тестируется новое лекарство, врачи, проверяющие симптоматику больных, не должны знать, кто получил новое лекарство, а кто — плацебо, потому что эти сведения могут, даже невольно, сказаться на их суждении. Списки пациентов в ремиссии и пациентов, получающих новое лекарство, составляются независимо, а потом сравниваются — тут-то и выясняется корреляция. Так же и опознание по фото или вживую должно проводиться в присутствии полицейского, который не знает, кто именно подозревается, — в противном случае он, сам того не сознавая, может повлиять на свидетеля.

Назад     Содержание     Далее