Они воевали благородно

В октябре 1781 года произошло последнее крупное сражение американской Войны за независимость. Решающую победу под Йорктауном в штате Виргиния одержал будущий первый президент США Джордж Вашингтон. Окружённая американскими и французскими войсками численностью около двадцати тысяч человек и блокированная с моря девятитысячная британская армия сдалась.

Утром 17 октября её командующий лорд Чарльз Корнуоллис отправил к позициям противника мальчика-барабанщика, чтобы подать сигнал о согласии на переговоры. Эта барабанная дробь, записал один американский солдат в своём дневнике, была «самой восхитительной музыкой на свете». Когда англичане шли сдаваться, их оркестр играл «Мир перевернулся». В Йорктауне они уже без музыки атаковали питейные заведения.

Офицеров Джордж Вашингтон и французский главнокомандующий граф де Рошамбо пригласили на обед. Застолья продолжались ещё несколько дней. Вместе собирались, выпивали и произносили тосты американцы, англичане, французы и немцы из двух наёмных германских полков британской армии. Американцы с удивлением наблюдали за тем, насколько уважительно и учтиво общаются между собой европейские офицеры, недавние враги на поле боя. Они вели себя не как победители и побеждённые, а как равные. Тогда дворянские понятия чести и достоинства в Европе ещё не начали отмирать, а в Америке они были просто неизвестны. Поэтому хозяева не могли понять аристократических манер европейского офицерства.

Среди победителей при Йорктауне, быть может, только сам Вашингтон, как сын богатого плантатора-рабовладельца, мог претендовать на звание аристократа в американском смысле слова. Большинство генералов были попроще. Бенджамин Линкольн — сын фермера, Мозес Хейзен — из кожевников, Джордж Уидон — трактирщик, Генри Нокс — книготорговец. Благородные жесты не для них.

То, что удивляло американцев, было совершенно обычным для европейских офицеров того времени. Потомков гордых и честолюбивых дворян отличали рыцарские благородство и честь. У них были общие принципы, проблемы и манеры. Можно сказать, что в 17-18 веках в европейских странах возникло и сложилось наднациональное неформальное офицерское сообщество.

Мужчинам благородного происхождения нелегко было найти себе занятие и сохранить при этом элитарный статус. Управлять семейной усадьбой и распоряжаться капиталом могли только старшие сыновья, которым полагалось наследство. Младшие были ни при чём. Заниматься торговлей или иной коммерцией было ниже их достоинства. Оставалась военная карьера. Армия могла дать приличный доход, помочь заключить выгодный брак и занять достойное положение в обществе.

Устроиться на офицерскую должность было нетрудно. В Европе того времени постоянно вспыхивали большие и малые войны.

Тринадцатилетняя война за испанское наследство (1701-1714 годы) прославила австрийского генералиссимуса франко-итальянского происхождения Евгения Савойского. Он родился в Париже, вырос при французском дворе и пострадал из-за матери-интриганки. Она так разгневала короля, что в немилости оказался и сын. На прошение дать ему под командование хотя бы полк король и военный министр ответили насмешками. Тогда Савойский отправился служить австрийским Габсбургам, о чем Людовик XIV потом не раз пожалел и даже зазывал эмигранта обратно, предлагая звание маршала и 20000 ливров содержания. Савойский не согласился и продолжал бить французов.

Франция, в свою очередь, получила другого иностранного суперполководца. Им стал побочный сын короля польского и курфюрста саксонского Мориц Саксонский. Он начал военную службу в саксонской и польской армиях. Затем воевал в войсках Евгения Савойского против французов, а в 1720 году при молодом Людовике XV оказался в их же армии и сражался теперь уже против прежних нанимателей в войне за австрийское наследство (1740-1748). В конце концов он стал главным маршалом Франции. Граф де Сакс, как его называли на французский манер, был близким другом мадам де Помпадур, его связь с актрисой Адриенной Лекуврёр была положена в основу сюжета пьесы и оперы. Между делом Мориц Саксонский написал несколько военных трактатов под названием «Мои мечтания». Среди прочего он мечтал о всеобщей воинской повинности и о том, что хорошо бы заменить в армии хлеб сухарями, а шляпы касками.

Савойский, Саксонский и другие генералы были на службе за границей среди своих. Им везде попадались соотечественники. Иностранные наёмники составляли тогда основу большинства армий. Их набиралось до 60 процентов. А армия очень богатой тогда Голландии почти полностью состояла из немцев, французов, шотландцев, ирландцев. Не было там только русских. Наёмников закупали, целыми полками вместе с офицерами.

Среди молодых дворян Европы самым распространённым было убеждение в том, что им подходит только военная карьера, позволявшая многого добиться в этой жизни. Королевская власть поощряла такие мысли, а тех, кто не отличался честолюбием, даже принуждала надеть мундир. Основатель образцовой прусской армии, «король-солдат» Фридрих Вильгельм I сознательно и жёстко формировал сословный офицерский корпус. Он требовал, чтобы молодые дворяне шли в армию, потому что военная служба для мужчины — самое естественное занятие. Тогда же зародился и классический образ прусского офицера.

Многие офицеры в течение жизни успевали повоевать в нескольких армиях. Они служили разным государям, но в примирительных застольях без труда понимали друг друга. У них были не только общие жизненные заботы. Они и воевали одинаково — без особого геройства.

Благородные офицеры вели в бой солдат из низших сословий. Рядовые наёмники шли под пули и на штыки за жалованье, а не за правое дело. С них нельзя было спускать глаз, чтобы заставлять идти вперёд. Жестокая дисциплина нижних чинов была общей заботой офицерского «братства по оружию».

Ещё один знаменитый прусский король эпохи Просвещения, поклонник французской литературы Фридрих II любил повторять, что солдат должен бояться палки капрала больше, чем вражеской пули. Со Старым Фрицем соглашался и его современник — французский философ и литератор Клод Адриан Гельвеций. Дисциплина, рассуждал он, это, в конце концов, искусство добиться того, чтобы солдаты больше боялись своих офицеров, чем врагов.

У самих офицеров было больше общего с врагами равного происхождения из армии чужого короля, чем со своими солдатами.

В эпоху, когда возникло и существовало офицерское европейское сообщество, войны в Европе очень медленно становились более цивилизованными. С середины 17-го века пленных после окончания войны начали отпускать. Офицер, сдавший шпагу и поклявшийся, что не попытается бежать, мог рассчитывать на мягкие условия содержания. А если он дал офицерское слово больше никогда не воевать, то его могли обменять на своего пленного или даже просто освободить. Все знали: слово благородного человека незыблемо.

Появилось такое понятие, как почётная капитуляция, когда осаждённые войска покидали крепость или город не с белым флагом, а со своими знамёнами, при оружии и под музыку. Новые европейские боевые традиции быстро восприняли в России. В конце сентября 1612 года князь Дмитрий Пожарский предложил условия почётной сдачи осаждённым в Кремле полякам. Те отказались…

В Европе такие условия могли предложить и мужественной женщине.

В 1648 году во время английской революции армия парламента приняла почётную капитуляцию леди Мэри Бэнкс. Она сама обороняла свой замок Корф, потому что её муж сбежал. После двух месяцев осады её отряд покинул замок во главе с леди, которая передала победителям ключи от ворот. Оружие никто не бросил. Знамён у маленького войска не было.

Уважение к храброму противнику сохраняла армия Петра I. В октябре 1702 года шведскому гарнизону осаждённого Нотебурга (будущий Шлиссельбург) позволили отступить из города с барабанным боем, распущенными знамёнами и оружием.

Офицеры воюющих армий демонстрировали благородство даже с риском для жизни. Военно-полевая обходительность оказалась выше тактических соображений в сражении при Фонтенуа в Бельгии в 1745 году. Там Мориц Саксонский встретил союзную армию англичан, голландцев и ганноверцев. В ту эпоху господствовали линейная тактика и залповый огонь. Первый залп мог быть решающим. В критический момент сражения британская гвардия двинулась в атаку на французскую гвардию. Подойдя на пятьдесят шагов, офицеры вежливо сняли шляпы и поклонились. Последовал такой же куртуазный ответ. Тогда вперёд вышел лорд Чарльз Гэй и громко сказал:

— Господа французские гвардейцы, стреляйте!

Ему ответил граф д’Отрош:

— Мы никогда не стреляем первыми, месье. Стреляйте вы.

Обмен любезностями закончился. Грянул залп англичан. Огонь снёс всю первую шеренгу: шестьсот солдат и пятьдесят офицеров. Сам граф получил семь пуль, но остался жив.

Своё благородство французы оплатили кровью, но в сражении при Фонтенуа они победили.

Виктор ГОРБАЧЁВ